Трудный орден комдива
Непростой была судьба полковника Владимира Евсеевича Сорокина, командира 126-й Дальневосточной стрелковой дивизии. О трудной биографии этого участника Сталинградской битвы в июне 2005 года узнали члены поискового отряда «Стальное пламя» Октябрьского района Волгоградской области. Именно они в районе станции Абганерово Светлоярского района нашли следы погибшего штаба Ворошиловской стрелковой дивизии. В местном музее есть экспозиция, посвященная этой дивизии, но о подвиге, совершенном дивизией 29 августа 1942 года, мало что было известно. Благодаря поисковикам, наши современники смогли узнать, что же произошло 29 августа в районе станции Абганерово с дивизией и ее командиром – полковником Сорокиным.
Крещение огнем
Ворошиловская стрелковая дивизия начала формироваться 1 сентября 1941 года на Дальнем Востоке, в районе населенного пункта Ворошилов. Командиром дивизии был назначен полковник В.Е. Сорокин, имевший опыт участия в боевых действиях в годы гражданской войны и на озере Хасан. 20 ноября 1941 года Ворошиловская дивизия была переименована в 126-ю стрелковую дивизию второго формирования, и в конце июля 1942 года часть в количестве 12 553 бойцов прибыла под Сталинград. 1 августа дивизия вошла в состав 64-й армии (генерал-полковник М.С. Шумилов) Сталинградского фронта. Полки дивизии сразу заняли линию обороны на рубеже сел Васильевка, Капкинка, ст. Абганерово. Дивизия буквально «с колес» вступила в боевые действия. С 24 по 29 августа не было такого дня, чтобы части дивизии не подвергались мощным атакам вражеской авиации, артобстрелам и атакам пехоты при поддержке большого количества танков. Врагу во что бы то ни стало нужно было прорвать линию нашей обороны и выйти к Волге. Встретив организованное сопротивление, противник почти на месяц завяз в боях с частями 64-й армии. За 25 дней упорных боев враг не смог сломить оборону 126-й стрелковой дивизии и продвинуться вперед.До последнего вздоха
Самым главным днем в истории дивизии стал день 29 августа 1942 года. За месяц упорных боев части 64-й армии понесли большие потери. Враг 27-28 августа перед фронтом армии сосредоточил большие силы. Сдержать такую мощь армия уже не могла, поэтому по приказу командарма Шумилова в ночь на 29 августа основные силы армии отводились на подготовленный оборонительный рубеж по реке Червленая. Для прикрытия отхода армии было выделено наиболее боеспособное соединение – 126-я стрелковая дивизия, доказавшая в боях готовность стойко и мужественно драться до конца. В группу полковника Сорокина вошли 3700 бойцов 126-й дивизии, остатки 208-й, тоже дальневосточной, дивизии – 500 человек, а также Житомирское и Орджоникидзевское военные училища. Эта группа ставилась живым щитом на пути ПЯТИ вражеских дивизий генерала Гота. С раннего утра 29 августа после бомбардировки с воздуха и артподготовки противник перешел в небывалое по размерам танковое наступление. В 6.30 комдив доложил командарму о начавшемся наступлении крупных танковых сил и мотопехоты противника. «Знаю, все знаю, – ответил Шумилов. – Держись, дорогой, до последнего вздоха держись! Иного выхода нет. Любой ценой сдерживайте танки, отсекайте от них пехоту. Главное – держаться. Час продержитесь – хорошо, два – еще лучше, а три – вам при жизни поставим памятник». Атака была небывалой по своей мощи.
Обо всем пережитом позже писала очевидец событий – военфельдшер Л.К. Орлова: «С первыми лучами солнца послышался гул самолетов – они закрыли солнце. Обрушились на нас с включенными сиренами. Потом взрывы. Все гремело, кипело, клокотало. Вслед за самолетами огромной лавиной шли танки. Их было много. Они заслоняли весь видимый горизонт… На нас обрушился свинцовый вал, танки, раскачиваясь, уже наползали на наши окопы, за ними шли автоматчики. Вот тут стало страшно – вдруг ворвутся в окопы. Танк развернулся над окопом, начал засыпать пулеметчика землей, но вдруг что-то грохнуло, сверкнуло пламя, и танк загорелся. Наш пулеметчик взорвал себя и танк гранатой. Захлебнулась атака, как захлебнулась и атака танков. Так повторялось не раз – сколько, не помню. Силы были уже на исходе».
После первой атаки части дивизии примерно в 10 часов приняли вторую, более мощную атаку противника. Враг думал, что уже уничтожил нашу оборону, но как только появлялись танки и пехота противника, на них обрушивался шквал огня. Все, кто был жив и мог стрелять, сражались до конца. И второй танковый удар врага был отбит. Ряды бойцов редели, но боевой дух не был сломлен. Дивизия продолжала удерживать позиции под Абганерово. В 14 часов над боевыми позициями дивизии вновь появились немецкие бомбардировщики. Вслед за ними начался третий артобстрел полуразрушенных позиций дивизии. После этого более 100 фашистских танков прорвались через наши боевые порядки и устремились вглубь обороны.
Командующий 4-й танковой армией немцев генерал Г. Гот узнав, что против его сил воюет не 64-я армия, а горстка бойцов под командованием Сорокина, приказал обнаружить и уничтожить штаб командира 126-й стрелковой дивизии. До 40 танков с пехотой прорвались к Тебектенеровской (Дубовой) балке, где поисковики и обнаружили следы погибшего штаба. Начался бой за штаб. Подразделения охраны штаба отбили атаку противника. Не сумев захватить штаб дивизии с ходу, противник бросил на обороняющихся десятки самолетов. Затем немецкие танки окружили штаб дивизии. Все, кто находился в штабе, сражались до последнего. Около 30 танков окружили сам штаб и в упор расстреливали блиндажи. Защитники на КП сражались до последнего вздоха. Сам комдив лично гранатой подбил один танк. И в тот момент, когда он направлялся в блиндаж за гранатами, перед входом раздался взрыв. Бой для Сорокина был закончен. От прямого попадания снаряда в блиндаж командир был тяжело ранен и контужен. В этом неравном бою погибли почти все офицеры и солдаты, находившиеся на КП, но бой на этом не закончился. Раздробленная на мелкие группы 126-я продолжала оказывать сопротивление врагу. Командующий 64-й армией М.С. Шумилов в своей книге «200 огненных дней» напишет: «Годы прошли, а этот день не выходит из головы… Мы обязаны 126-й героической дивизии, подвиг которой и по сей день еще не раскрыт со всей полнотой. Тысячи безвестных героев должны обрести имена…»Плен
Очнулся Сорокин от выплеснутой на лицо воды. Перед ним стояли два немецких офицера – генерал и полковник. Генерал на русском языке сказал: «Вы – умный человек, хороший командир, германская армия в таких нуждается. Мы обеспечим вас всем необходимым, если вы будете с нами сотрудничать». Лицо генерала показалось Сорокину знакомым. Они узнали друг друга – вместе учились в военной академии в Москве. Превозмогая боль, Сорокин спросил: «Так ты, выходит, шпион?». «Да, – ответил генерал, – я учился в академии и служил в немецкой разведке. Предлагаю и вам сотрудничать с нами». Не думая ни секунды, Сорокин сказал: «Ни за что». Немецкий полковник со злостью ударил Сорокина прикладом карабина по голове. И комдив опять провалился в бездну. После ему еще не раз предлагали сотрудничать, но, опять услышав в ответ «ни за что», его отправили в концлагерь.
Под Новый год его случайно спасли две польки, когда их после бани повели через весь город. Не без труда он пошел пешком на восток, но попал в облаву… И оказался в Магдебурге, а летом 1944 года Сорокина привезли в Веймар, оттуда – в концлагерь Бухенвальд, где комдив работал в каменоломнях.Освобождение
Бухенвальд «закончился» в мае 1945 года. Каждый военнопленный, выходя из ворот, проходил мимо пропускного пункта, где стояли офицер и автоматчик, называл свою фамилию и воинское звание. Когда изможденный и больной Сорокин, доведенный жизнью в плену до 38 кг веса, назвал свою фамилию и звание – полковник, автоматчик с издевкой сказал: «Кто? Полковник?» И ударил его прикладом автомата по голове. Так «отблагодарили» комдива. Но это стало только началом новых мук и страданий. Лагерный номер сменился на ярлык опального. Впереди был фильтрационный лагерь, унизительные проверки, допросы и днем и ночью. В 1947 году Сорокин поехал за помощью в Москву, к бывшему командарму Шумилову. Но тот встретил его прохладно. После этой встречи здоровье Сорокина сильно ухудшилось. После двухлетней унизительной проверки его наконец-то восстановили в звании и даже наградили высшим орденом страны – орденом Ленина. А жители села Абганерово ходатайствовали о присвоении Владимиру Евсеевичу Сорокину звания «Почетный гражданин села Абганерово».
Но покоя не давало ущемленное самолюбие. Ведь 29 августа воины дивизии совершили массовый бессмертный подвиг во имя победы. Они удерживали занимаемые рубежи не час, не два и не три, как того требовал М.С. Шумилов, а большую часть суток с утра до поздней ночи. Они прикрыли отход главных сил армии, тем самым спасли ее. Но памятника им так и не поставили. За этот подвиг дивизии обязаны были присвоить почетное наименование «Гвардейская», но и такого не случилось. Сорокин на этот вопрос так и не получил ответа. И только в письме 4 июля 1973 года полковнику Сорокину бывший командарм М.С. Шумилов писал: «Владимир Евсеевич! Перед воинами 126-й стрелковой дивизии я считаю себя виноватым. Бойцы дивизии во все дни обороны Абганерово дрались геройски. 29 августа части дивизии понесли большие потери в материальной части и в личном составе, поэтому вскоре дивизия была выведена в резерв фронта и в состав 64-й армии не возвратилась. После разгрома немцев под Сталинградом дивизия не была мною представлена к званию «Гвардейской». Я был уверен, что это сделает фронт. Я же не проверил. Вот моя вина перед воинами дивизии. Моя же характеристика, военная, дивизии и лично Вас, остается неизменной. С глубоким уважением, бывший командующий 64-й армией, Герой Советского Союза генерал-полковник М.С. Шумилов».
В июле 1986 года полковник Сорокин вернулся на бывший огненный Абганеровский рубеж. Он завещал похоронить его в этом селе, рядом со своими солдатами. Полгода в ожидании разрешения на захоронение урна с прахом Сорокина «томилась» в Москве. Как же – Сорокин-то был опальным. За плен его за глаза упрекали, иногда даже кое-кто из однополчан. И все-таки разрешили. Сорокина похоронили в поселке Привольный. В минуту молчания сослуживец Сорокина артиллерист Николай Ушаков окинул взором однополчан. Все густо увешаны орденами и медалями. Потом перевел взгляд на алую подушечку с единственным орденом Ленина. Ушаков с пронзительной болью, со слезами на глазах сказал: «Какой же неимоверно страшной ценой достался он, этот единственный орден. А ведь подвиг полковника Сорокина вполне достоин высокого звания Героя…»«Если можете, простите…»
Николай Ушаков в 1942 году – лейтенант батареи 358-го артполка 126-й стрелковой дивизии. 29 августа он чудом остался в живых. Потом он часто приезжал в Привольный, на места сражений своей дивизии. В одну из таких поездок произошла неожиданная встреча. К нему подошла незнакомая женщина лет сорока и заговорила на неплохом русском языке: «Пожалуйста, не удивляйтесь, господин Ушаков. Я дочь немецкого генерала Отто Гофмана. Это его дивизия противостояла здесь вашей дивизии под командованием Сорокина. Папа восхищался мужеством ваших товарищей. Но в Сталинград он так и не вошел. После того, как папа сам лично пленил Сорокина, он подорвался на мине, и ему оторвало ногу. Абганеровский рубеж открыл папе глаза, он понял, что зря избрал карьеру военного. После войны он все время терзался мыслью, что, пройдя по всей Европе, причинил столько зла множеству людей. Он мечтал встретиться с Сорокиным и покаяться. Как выяснилось, папа учился в Союзе, в академии. А Сорокин тогда учился на параллельном курсе. Мечта папы не осуществилась, а силы иссякали. Тогда он написал книгу и попросил меня вручить ее полковнику Сорокину. Мне посчастливилось отыскать полковника Сорокина, но, увы, встретиться с ним не пришлось. Он был сильно болен и находился в больнице. Выполняя наказ папы, вручаю эту книгу вам, господин Ушаков, и прошу непременно ознакомить с ней однополчан». На глянцевой обложке крупным планом – одноногий старец в инвалидной коляске. Левая ладонь приложена к сердцу. В смертельно усталых глаза – мольба. Внизу готическим шрифтом русские слова: «Если можете, простите…». И в книге: «Мы сеяли горе и смерть, и они безжалостно повернулись против нас самих… Передо мною раскрылась роковая бессмысленность вообще любой войны…». Это была исповедь поздно прозревшего человека. И на последней странице все та же просьба-покаяние: «Если можете, простите…».
Полковник Сорокин до последних дней оставался верен своей Родине. Ветераны собрали богатый материал о боевом пути дивизии, написав книгу «Горловская дважды Краснознаменная». В ней много теплых слов уделено и полковнику Сорокину. Перечислили все заслуги комдива – и в боях за озеро Хасан, и под Сталинградом. Отметили, что Сорокин заслуживает высокого внимания, почета и уважения. Но, увы, он об этом так и не узнает – полковник Сорокин умер за полгода до издания книги. Наверняка, он не один раз мечтал о том, чтобы о его тяжелой судьбе узнали его близкие товарищи. Но в те годы это было невозможно.Алексей Бабичев, журнал «Военная археология» 1(10)/2011 г., фото предоставлены автором
Содержание Вперед Назад